Какое место писатель занимает в России?
Анкета для членов ПЕН-Центра. Ответы дополняются в реальном времени, а пока - размышления Игоря Клеха, Геннадия Прашкевича, Льва Рубинштейна, Татьяны Щербины
Игорь Клех
Никакого места у писателя больше нет, не осталось, когда люди предпочли словам и смыслам - вещи, деньги и интересы, что вполне разумно, временно оправданно, однако в итоге наказуемо, поскольку без смысла люди не живут. Мы способны жить почти без всего, - без человеческих условий, без выгоды, без всякого кайфа, без сколь угодно великой или мизерной цели и даже без слов, - но только не без смысла, отчего мы попросту очень скоро загибаемся, сами того не понимая.
Литература была своеобразной поисковой системой смыслов, но жанры за пару веков поизносились, правила устарели, писатели исписались, а заменившие их литераторы, публицисты и сценаристы не без успеха предлагают сегодня читающей, глядящей и слушающей публике заменители смысла в массмедиа и масскульте. Их продукцию и место следует искать в рубрике "Развлечения", а место писателя в прежнем понимании - уже даже не в журнальных резервациях или каком-то андерграунде, а на помойке, каковой по существу сделался Интернет.
Но не факт, что так будет и послезавтра, поскольку без смысла люди сколь-нибудь долго не живут, а словесное творчество и искусство чтения, несомненно, относятся к числу высших способностей вида хомо сапиенс.
Геннадий Прашкевич
Нашей стране сегодня нужен писатель ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ.
Обрушение любого государства (даже варварского) начинается с обрушения культуры.
Писатель должен понимать будущее СВОЕЙ СТРАНЫ, поэтому место его должно быть не в швейцарском кантоне и не в лондонских кварталах, а за рабочим столом - в Твери, Москве, Рязани, Казани, Перми, Новосибирске и так - до Южно-Сахалинска. Это сложно. Но необходимо. Писатель должен всегда быть на виду: на экранах ТВ, на радио, в Сети, в издательствах. Но повторяю - УМНЫЙ, ДУМАЮЩИЙ и ЧУВСТВУЮЩИЙ писатель. И дай ему Бог здоровья, здоровья и здоровья, потому что все остальное у него уже отняли.
Лев Рубинштейн
Ох, сколько себя помню, время от времени возникают эти беспокойные темы. Об общественной роли литературы вообще и литератора в частности. О «месте поэта в рабочем строю». О том, больше поэт в России, чем поэт, или меньше. О том, уместны ли, правомочны ли вообще такие риторические конструкции, как «литература должна...», «искусство должно...», «художник обязан...»
Я как автор и как социальная личность сформировался в условиях и обстоятельствах неофициальной культуры, чей общий пафос и общий вектор (если таковой вообще был) был однозначно противопоставлен советской культуре с ее «партийностью», «активной жизненной позицией», с ее «искусство принадлежит народу».
Круг моих эстетических, нравственных и социальных убеждений и установок сформировался именно тогда и, несмотря на бурные социальные и политические перемены, не слишком изменился.
Я, как считал тогда, так считаю и теперь, что искусство вообще, и литература в частности – есть исключительно частное дело.
Традиционно (и, мне кажется, неоправданно) высокий социальный статус писателя в нашей стране возник не от хорошей жизни. Он возник потому, что волей обстоятельств литература заменила собой многие другие общественные и культурные институты, которые отсутствовали в России в силу ее авторитарной, а позже и тоталитарной политической традиции.
Писатель оказался и в роли проповедника, и в роли социального критика, и в роли учителя жизни.
В 90-е годы такое понимание и восприятие литературы и литератора практически исчезло, что кого-то заставило впасть в панический алармизм и заговорить об «одичании», а кто-то, например, я, воспринял это как шажок в сторону цивилизованного, современного общественного отношения к культуре как к равноправному партнеру.
Я всегда считал, что преувеличенно высокий общественный статус «поэта» есть признак архаического состояния общества.
Теперь, несколько противореча самому себе, скажу, что в современном мире общественная роль писателя, конечно, необычайно важна, хотя и мало замечаема. И эту важную роль я бы обозначил как роль диагноста, как роль бескомпромиссного критика текущего состояния общественного языка. Писатель (ну, еще и филолог, конечно) отличается от всех прочих тем, что он лучше, чутче других улавливает тревожные признаки языковой эрозии, признаки (иногда еще не совсем явные) языковой катастрофы.
Он лучше других понимает степень ответственности за слова, фразы, интонации. Он болезненнее, чем другие, реагирует на катастрофические разрывы между означающим и означаемым. Он лучше других понимает и те возможности свободы, и те возможности несвободы, порабощения, разрушения связей, каковые в равной степени заложены в речевой практике.
В наши дни влияние литературы и литератора на общественные настроения не слишком велики, мягко говоря. Но это, разумеется, не повод для интеллектуальной или культурной капитуляции. Просто настоящий (в моем, разумеется, понимании) писатель в силу своего профессионального устройства да и просто долга делает то, что он делает. Просто потому что иначе он и не умеет. А если умеет, то он уже (в моем, опять же, понимании) и не писатель вовсе, а человек какой-то другой профессии.
Татьяна Щербина
На мой взгляд, нет единого понятия "писатель". Хороший массовый писатель и плохой массовый, писатель для определенной аудитории, поэт - это все разные виды писателей. "Священного" места поэт не занимает, как это было некогда. Журналистика, "прямая речь" - важный элемент позиционирования писателя. То есть, читатель либо захочет, либо не захочет дальше "общаться" с этим писателем. Какое место должен занимать? Но это же всегда именное место.
Предыдущие заочные круглые столы:
Что такое патриотизм?
Ответы А. Гельмана, Д. Бавильского, О. Ильницкой, Л. Улицкой, Г. Чхартишвили (Бориса Акунина):
http://www.penrussia.org/new/2014/1064
Можно ли сотрудничать с властью?
Ответы Бориса Акунина, Виктора Есипова, Александра Силаева, Андрея Столярова, Андрея Пионтковского, Надежды Серединой, Глеба Шульпякова:
http://www.penrussia.org/new/2014/450