Уважаемые господа руководители русского ПЕН центра!

Насколько мне известно и вам, вероятно, тоже, аббревиатура РЕN переводится как Poets, Essayists and Novelists. Поэты, эссеисты и романисты основали первый Пенклуб и были его членами. Теперь членами клуба может быть более широкий круг людей работающих со словом. Это журналисты, историки и издатели, готовые защищать от преследований своих коллег и не только.

Сергей Пархоменко, эссеист и журналист, блестящий и широко известный, известнее многих, принятых в ПЕН «правильно», но неизвестно зачем. Многих «правильных», как я заметил, права человека не очень волнуют, они им, говоря изысканным языком, до фени. Они говорят приблизительно так: что? где: кого-то посадили? А меня это не интересует, я – писатель. Но если ты только писатель, то сиди и пиши, зачем же тебе состоять в правозащитной организации?

В начале своего существования русский ПЕН действительно выступал в защиту разных людей и порой с успехом (тому пример – судьба Григория Пасько). Но тогда быть правозащитником было безопасно, почетно и выгодно. Сейчас вернулись времена, когда защита прав человека в нашей стране стала вновь делом рискованным. И возродилась порода умников, которые правозащитниками быть боятся, а слыть хотят. И готовы заниматься выборочной правозащитой, в пределах разрешенных властями. Но разрешенная правозащита кажется мне подобной разрешенной литературе, которую Осип Мандельштам сравнивал с анализом мочи критика Горнфельда. Скажу резче. Защита прав человека, чем опаснее, тем нужнее. В таких условиях быть правозащитником почетно, а называться правозащитником, не будучи им, должно быть стыдно.

Сергей Пархоменко как журналист, эссеист постоянно и бескомпромиссно отстаивает общие и частные права человека, разоблачает, жуликов, воров, взяточников, носителей дутых репутаций и владельцев списанных диссертаций, резко и по существу критикует систему. Он безусловно, как мало кто, заслуживает права быть членом российского ПЕН-центра, и если бы он нуждался в рекомендации, я под ней расписался бы без колебаний.

Владимир Войнович