Игорь Волгин. О ПЕН-центре (ЛГ № 12, 24-30 марта 2016 г.)

Удивительно, что раскол в Русском ПЕНе не произошёл раньше. Ибо похоже, что наблюдаемое в нынешнем российском обществе разномыслие будет разрешено не нашими полемическими задорами, а лишь дальнейшим ходом мировой (не побоюсь этого слова) истории. Да, ПЕН, согласно собственной Хартии, вне политики. Но это не значит, что он должен быть вне морали. Поэтому при всей несхожести идейных симпатий и антипатий, мы, как думается, способны сойтись на базовых принципах, заложенных Джоном Голсуорси и другими отцами-основателями: свобода печати, свобода убеждений, свобода творчества и одновременно – борьба «с такими пагубными проявлениями свободной прессы, как лживые публикации, преднамеренная фальсификация и искажение фактов в политических и личных целях». ПЕН никогда не был (и, надеюсь, не будет) придатком государства; однако ему не пристало превращаться в орудие профессиональных бесов, которые с благородным мерцанием в глазах призывают (разумеется, отзывчивых «на всё хорошее» тружеников пера) к разрушению Карфагена.

Вспомним, о чём предупреждали нас авторы «Вех».

Всегда полагал, что ПЕН – это всё-так не партия любителей пива, а поприще для серьёзной правозащитной деятельности. И действовать призваны пусть не очень многочисленные, но безусловно авторитетные и добровольно принявшие на себя этот труд (именно труд!) «писатели, редакторы и переводчики» (Устав Международного ПЕНа: другие категории там не значатся), с чьими голосами не смогут не считаться все ветви власти. Ныне критерии размыты, а безразмерный приём «списками» вообще дискредитирует первоначальный замысел. Неужели прав тот исторический персонаж, который с ухмылкой заметил: «…других писателей у меня нет»?

На последнем общем собрании прозвучало заманчивое предложение: обратиться от имени ПЕНа к вышедшим из него членам – с убедительной просьбой вернуться в родное лоно. Подобное проявление нравственного инфантилизма («пансионские затеи», как выражался в аналогичных случаях Герцен) поставило бы и вышедших, и призывавших в крайне неловкое положение. Взрослые и ответственные люди (среди которых есть и мои друзья, об уходе которых я искренне сожалею) приняли своё решение, руководствуясь разными причинами и вполне осознано. И если они посчитают это возможным, ничто не мешает им вернуться – без народных стенаний под башнями Новодевичьего монастыря (см. трагедию А. Пушкина «Борис Годунов).

Очень забавно читать в интернете ламентации о «рвущихся к власти» членах Исполкома. Замечу, что я, например, которому, признаться, хватает своих забот, был избран в его состав, даже не присутствуя на самих выборах. И почёл это отнюдь не «властью», а весьма обременительной , отнимающей много сил и времени, но – общественной обязанностью. Если рухнет ПЕН – единственная организация, всё ещё объединяющая разрозненные силы писательского сообщества, в этом будет и доля моей вины.

«Я не научился, - говорит П. Чаадаев, – любить свою родину с закрытыми глазами, с преклонённой головой, с запертыми устами». Это так. Но мы забываем, что ключевое слово в этой максиме – «любить».

Ольга Дробот. Открытое письмо Игорю Волгину

Уважаемый Игорь Леонидович,

Прочитала вашу реплику в «Литгазете» и хочу ответить, раз уж я и пыталась склонить собрание принять обращение к вышедшим из ПЕНа. Я совершенно уверена, что это необходимо сделать по одной простой причине – по совести. И что это гораздо важнее для ПЕНа как сообщества, чем для покинувших его уважаемых мною людей. Прокрутите ленту «Частного мнения» – вслед Улицкой и Тимофееву несется улюлюканье, это недостойно организации уровня ПЕНа, об этом с большой болью говорил на собрании Евгений Сидоров. И коль скоро вы заговорили о морали, то это столь же аморальная ситуация, как захлопывание сплоченным большинством академика Сахарова на съезде, тем и запомнившимся. Меньшинство всегда, но в правозащитной организации тем более, должно иметь право на уважение. Однако взгляните, что происходит – коллеги в нарушение всякой корпоративной этики прилюдно пишут о других членах организации совершенно невозможные в приличном кругу вещи. Да, есть у писателей слабость – когда их просят рассчитаться по номерам, слышится в основном «я – первый!», но это не то же самое, что прилюдно поносить человека. Меня это тем более поражает, что такой тон нельзя даже представить себе в Гильдии переводчиков, где гораздо легче объективно оценить уровень профессионализма. Но у нас неукоснительно действует простое правило приличия: не можешь сказать о коллеге хорошо – промолчи хотя бы в публичном пространстве. Вы возразите мне, что каждый сам лично отвечает за свои слова. Тон, до которого человек готов опуститься, создает ему репутацию в глазах окружающих. Это сущая правда: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека... Всё, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон, а исходящее из уст - из сердца исходит - сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления - это оскверняет человека». Но в нашем случае хуления и лжесвидетельство исходят в общую атмосферу ПЕНа и отравляют ее. И вот уже каждый второй смело пишет, что ПЕНовское меньшинство находится на содержании и, так надо понимать, в услужении Михаила Борисовича Ходорковского. Но ложь (бездоказательное обвинение) не перестает быть ложью от частого повторения, лжесвидетельство грех, но ему и в человеческой жизни поставлены пределы – его воспрещает и наш устав, и уголовный кодекс.

И возвращаясь к началу этого неожиданно длинного письма: обратиться к ушедшим – самое малое и самое первое, что надо сделать для недопущения раскола ПЕНа. Вы со мной не согласны, я поняла, но на собрании многие были солидарны с этим мнением. И второе - все это смешное ранжирование членов ПЕНа на великих, выдающихся, крупных и крупнейших и желание непременно лягнуть соседа проистекает из крайне неудачной формулировки устава о членстве, к тому же принятой ранее международных поправок двухтысячного года. Исправить ее и внести другие изменения в устав предложили Наум Ним и Сергей Каледин. Игорь Леонидович, вы в качестве члена президиума дали твердое мужское слово, что оба документа – обращение к вышедшим из ПЕНа и письмо Нима и Каледина – будут вынесены на обсуждение и голосование всех членов ПЕНа. И был определен срок – две недели. С тех пор прошло четыре, оба документа не разосланы членам организации и не размещены на официальном сайте. Игорь Леонидович, прошу вас выполнить взятое на себя президиумом обещание.

P.S. Вы, конечно, неслучайно выбрали для этого разговора цитату именно из Чаадаева (классика русофобии, как пишут на тематических сайтах). Но мне бы хотелось привести ее в более полном виде, потому что часть ее по духу совпадает с Хартией ПЕНа. «Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну конечно иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству… Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной». Вам тоже слышится здесь перекличка с антимилитаризмом Голсуорси и с Хартией ПЕНа, которая прямо предписывает: «Члены ПЕНа должны всегда использовать все свое влияние для достижения взаимопонимания и уважения между народами; они обязуются делать все возможное, чтобы противостоять расовой, классовой и национальной ненависти, защищать идеалы мирного сосуществования во всем мире»? Но трудно замахиваться на такие свершения, не начав с малого – с взаимного уважения внутри своего сообщества.

Игорь Леонидович, поскольку вы выступили в публичном пространстве, то и мне естественно ответить вам так же. Я не хочу иметь дела с «Литературной газетой», поэтому полагаю самым естественным опубликовать мою реплику в «Частном мнении». Я ставлю в копию Екатерину Турчанинову и прошу вашего содействия – на сайт попадает только то, что залитировано исполкомом.

С уважением, Ольга Дробот

Ответ Ольге Дробот

Уважаемая Ольга Дмитриевна, благодарю Вас за письмо, пафос которого не могу не разделять. Полагаю, однако, что высшим критерием в деле правозащиты (как, впрочем, и в других делах) является собственная совесть. Так вот, моя совесть подсказывает мне, что нельзя повторять горчайших исторических ошибок и вновь ввергать страну в бездну междоусобиц – чтобы затем, спохватившись, истошно «звать городового». Нельзя ничего делать «списком»: ни приговаривать к смерти, ни «принимать в члены», ни исключать, ни призывать вернуться. Нельзя оскорблять коллег (сколь бы, положим, их взгляды не расходились с вашими), помыкая при этом добрыми нравами литературы.

Мне близко мужественное отчаяние Андрея Битова, высказанное в его письмах в ПЕН.

Что касается публикации Вашего письма в «Частном мнении», то само собой это Ваше неотъемлемое право. Не преувеличивайте, однако, степень моего исполнительского могущества: от меня не зависит наполнение этого раздела сайта, куда, к стыду своему, я крайне редко захожу.

Ваш Игорь Волгин