Профессиональное жюри из представителей Украины, Канады и США недавно подвело итоги нового международного украинско-канадского литературного конкурса, посвященного 125-летию со дня рождения Исаака Бабеля. Интересный конкурс проводился в жанрах короткого рассказа и новеллы, непревзойденным мастером которых был Бабель. Илья Эренбург называл его «блестящим стилистом и мастером новеллы». В номинации «Памяти Бабеля» победила член Русского ПЕН-центра Ольга Ильницкая с рассказом «Что в сумочке лежит». В номинации «Рассказ» победила Анна Михайловская (Украина), автор короткого и удивительного текста «Чемодан». Жюри также высоко оценило произведения харьковчанки Юлии Баткилиной («Мамонт»), Семена Данилюка из России («Кончина») и Анны Агнич из США («Девочка в окне»).

Ольга Ильницкая: Как я нечаянно попала на конкурс

Привет, вот не любитель принимать участие в конкурсах, а Бабеля люблю. И радоваться люблю! Вот и радуюсь вслух и делюсь с вами, потому что получилось нечаянно и хорошо! - История короткая и простая, на "Привозе" как-то в прошлом веке я увидела двух женщин - невестку и свекровь, купила у них чашечку (как Бабель за 25 рублей попросил у женщины посмотреть, что в сумочке лежит), так и я - попросила рассказать печальных женщин, что привело их на "Привоз" торговать своими личными симпатичными вещицами. - И написала об этом, а маленький рассказик по свежим впечатлениям опубликованный в "Вечерней Одессе" отыграл вдруг - помог женщинам получить в итоге вид на жительство и жилье в Одессе, куда они вернулись из эмиграции, не справившись с ностальгией. (Рассказик «Что в сумочке лежит» см. ниже.)

А на конкурс рассказик попал тоже просто - шла я уже в 21 веке - по "Староконному" базару и глазела на россыпи вещей на тротуарах. И вдруг встречаю писательницу Викторию Колтунову, а она и говорит - ты в Одессе или в Москве? Отвечаю - послезавтра уже в Москве. О, - говорит Виктория, а ты можешь прислать мне что-нибудь о Бабеле, у нас международный конкурс?!

Пришла я на свою Мясоедовскую и, собирая чемодан, в отрыв собравшись, отправила историю о бабелевском любопытстве, сумочке и тоске по Одессе - по адресу, сказанному Викторией. Так что от "Привоза " до "Староконного" пролегла дорога рассказика "Что в сумочке лежит", и бабелевская эта история принесла лад свекрови и невестке, а мне - радость от моей любви к Бабелю и короткой прозе, рассказик понравился жюри! Потому Бабелю, и свекрови с невесткой, и Канадско-Украинскому международному литературному тандему, и жюри Бабелевского конкурса, и застрельщице этого письменного дела - Виктории - большое мое писательское спасибо!
_______________

ЧТО В СУМОЧКЕ ЛЕЖИТ

Я купила эту историю за двадцать рублей. Помните, Исаак Бабель бежал за женщиной по улице только для того, чтобы посмотреть, что у нее в сумочке лежит, и готов был отдать двадцать пять рублей? Так это было всего на пять рублей больше...

...Три года назад, переругавшись, как кошка с собакой, свекровь и невестка уезжали из Одессы: одна на Ближний Восток, а другая, что помоложе и посильнее, с мужем еще подальше и получше. Жили они порознь хорошо, только скучали по Одессе. Очень.

И вот случайно, в Вене, они встретились — молодая и старшая. И тоска объединила их. Сын и муж был человеком с крепкой психикой, он прижился в Новом Свете, и ностальгия его не поразила. А его женщин зацепило крепко. И они объединили усилия — старшая и помоложе — и оказались на одесском Привозе.

— Вы руками не трогайте, это настоящее, старинное, — раздражалась молодая.

А свекровь была бледна и отчаянно молчалива. И это меня задержало рядом надолго.

Разговорились, познакомились. И я узнала... Что им хорошо вдвоем. Что они любят друг друга и живут душа в душу. Только очень много мороки, потому что вид на жительство есть, а гражданства заставляют ждать. Что перестройка так далеко зашла, что выхода для себя они не видят — не уезжать же назад. Правда, есть куда и к кому. Но птица ностальгия носом шевелит, крылами хлопает, устрашая.

Про птицу мне было интересно — каков нос?

— Как у попугая ара, — ответила молодая. — Строгий клюв, строгий и прочный. Как долбанет, так ночи напролет по Дерибасовской да по Французскому бульвару внутри себя булыжники считаешь: один булыжник, два булыжника, девяносто четыре...

Еще было интересно, что дружба их крепла от письма к письму сыну-мужу — они вместе их писали и вместе ответы читали. Тайн у них друг от друга не было. И делить им было некого: тот, кто был далеко — единственно любимый и желанный, — объединил обеих и дал счастье и покой. Наконец-то. Что они, враги ему — звать сюда, в это полуторагодичное безумие: документы, покупка квартиры... Где и откуда на хлеб-житье брать? Они ведь не работают. Тряпочки все их модные американо-израильские — на Староконном, посуда — на Привозе. Куда ж дорогого оттуда, где ему (Господи, хоть ему-то!) хорошо, вызывать? Пусть остается, пусть живет!

— А вы, вам как же?

— Нам тоже хорошо, — а сами очумело так смотрят, будто из-под руки вдаль... — Нам хорошо, что ему хорошо, и хорошо, что мы в Одессе, мы... — и замялись обе, и глаза виноватыми стали. — Мы, понимаете, советские...

— Боже ж мой, — поразилась я, — так ведь нет, нет его больше.

— Нет, — говорит молодая. — Его нет, а мы вот остались. Вернулись. И — есть.

...Я купила у них чашечку. И вспомнила, что Бабель догнал-таки свою женщину с сумочкой и предложил двадцать пять рублей за посмотреть, что в ней лежит. Вот только не помню, показала ли...

1994