3 декабря ушел из жизни великий русский писатель, последний классик XX века Андрей Битов. Его "Пушкинский дом", "Улетающий Монахов", "Птицы, или новые сведения о человеке" и другие книги оказали огромное влияние не только на российскую, но и на мировую литературу.

Мне посчастливилось приятельствовать, быть с ним "на ты" и довольно тесно общаться с Андреем Георгиевичем - и в обеих столицах, и на Дальнем Востоке, где он был моим гостем добрый десяток раз. Будучи питерцем по рождению, Битов много ездил по миру и полжизни прожил "между двух вокзалов", между Петербургом и Москвой, а Владивосток стал для него едва ли ни третьим по ранжиру российским городом, куда писатель мог прямиком наведаться из Нью-Йорка или Берлина… Разумеется, всякий раз имея для этого весомую причину.

1 октября 1998 года. С руководителями Русского Пен-центра Андреем Битовым и поэтом Александром Ткаченко мы мчимся на моем "Субару" по проспекту Столетия и сворачиваем в проулок перед кинотеатром "Искра", - там на месте бывшего пересыльного лагеря мы должны открывать первый в мире памятник Осипу Мандельштаму. Битов в черном костюме и белоснежной рубашке, что придает особую торжественность моменту… И тут нам преграждает дорогу некий залихвастый прораб и на доходчивом русском языке… объясняет, куда мы должны… свернуть. Поскольку его бригада делает ямочный ремонт дороги к приезду мэра… Потом, после открытия памятника местная дворничиха доверительно скажет нам: "Сынки, я Эмильича в обиду не дам". А живущий неподалеку поэт Саня Дёмин (Дёма) вовремя разольет по пластмассовым стаканчикам уссурийскую настойку. Спустя несколько лет, мы с Битовым будем заново открывать памятник поэту, уже отлитый в чугуне, а режиссер Глеб Телешов снимет об этом документальный фильм "Шум времени".

…Ровно за год до этого, в его первый приезд во Владивосток, я привез Андрея к своему товарищу, скульптору Валерию Ненаживину, и прямо во дворе мастерской, увидев стоящую на улице скульптуру Мандельштама, потрясенный Битов мне заявил: "Мы должны с тобой обязательно поставить во Владивостоке этот памятник Осипу…" Через какое-то время, в эссе "Текст как поведение (Воспоминание о Мандельштаме)" он напишет: "Здесь, в тесном дворике, в толпе пограничников и горнистов, я видел подлинного Мандельштама! Предсмертный, он вытянулся к квадратику неба, гордо задрав свою птичью голову, поднеся задыхающуюся руку к замолкающему горлу…"

Открытие памятника Мандельштаму ровно двадцать лет назад по неслучайности совпало тогда с другим важным событием в литературной жизни Владивостока - по инициативе Андрея Битова был учрежден Владивостокский ПЕН-клуб, как Дальневосточный филиал Русского ПЕНа. Торжественное мероприятие по этому случаю состоялось в галерее "Артэтаж" у Александра Городнего.

На следующий год, по приглашению Союза писателей провинции Хэйлунцзян, мы с Битовым и Ткаченко отправились в Харбин, где подписали договор между издательством "Бэйфан" и "Рубежом" - об издании переводных книг современных российских писателей. Помнится, перед этим нам необходимо было составить список из 15-20 имен. По предложению Битова, каждый из нас написал свой перечень писателей, и, когда мы их сравнили, списки, к нашему общему удивлению, совпали на 90 процентов. Андрей был очень увлечен этой игрой, но больше всего он радовался ее результатам…

Все без малого двадцать лет нашего тесного общения меня не переставала удивлять в Битове его почти юношеская увлеченность тем или иным делом и отзывчивость на события, казалось бы, напрямую его не касающиеся. Так было с Антологией литературы Дальнего Востока. Он первым горячо поддержал этот проект и подписывал все письма, которые мы рассылали губернаторам региона. Битову особенно понравилось наше с Александром Лобычевым намерение составлять тома Антологии "по гамбургскому счету" - без дружеских и коньюнктурных предпочтений.

В середине 90-х годов Андрей Битов был приглашенным профессором в Нью-Йоркском университете, и в 1995 году мы с ним решили позвать во Владивосток… Иосифа Бродского. Мол, если Иосиф не дает своего согласия приехать в Петербург, то, быть может, он согласиться вернуться на родину - не с запада, а с востока… "Если выпало в империи родиться, лучше жить тогда в провинции, у моря…"

Андрей охотно согласился переговорить с Бродским, а я направил ему официальное Приглашение. Как раз тогда жена культуролога Соломона Волкова Марианна, известный в Америке фотограф, неотступно следовала в Нью-Йорке за Битовым, и ее фотографиями проиллюстрировано американское издание его книги "Жизнь без нас". Так вот, на одной из фотографий Марианны запечатлен мой факс (тогда еще не было электронной почты), адресованный Бродскому, полученный накануне и лежащий поверх других бумаг на профессорском столе Андрея Битова.

Как мне потом рассказывал Битов, Иосиф Бродский неожиданно увлекся идеей приехать во Владивосток и дал свое принципиальное согласие, но в январе 1996 года исполнению нашей авантюрной затеи помешала его скоропостижная кончина.

Андрей Битов на встречах со студентами и читателями во Владивостоке говорил иногда о том, что своим присутствием в русской литературе он обязан великим предшественникам, что он должен Чехову, Мандельштаму, Платонову, Заболоцкому… Однажды он поделился со мной своей мечтой посетить на Сахалине те места, где побывал Антон Чехов. Это послужило основным толчком к тому, что в августе 2002 года я нашел спонсора и организовал "Сахалинскую экспедицию". Нас было девять человек, и сегодня стоит назвать всех участников экспедиции. Помимо нас с Битовым, который именовался "главным писателем экспедиции", это были: мой близкий друг, поэт из Иркутска Толя Кобенков, краевед из Хабаровска Виктор Ремизовский, сахалинский историк и археолог Михаил Прокофьев, режиссер Глеб Телешов и звукооператор Антон Шепшелевич, а также два иностранца - мой друг, фотограф Лев Рухин (Лос-Анджелос) и известный итальянский режиссер Томасо Моттола - это был его самый первый приезд на российский Дальний Восток.

Когда на первой пресс-конференции островные журналисты спросили меня, зачем мы пожаловали на Сахалин таким солидным составом, я ответил, что "мы хотим заглянуть в душу острову". Мы две недели путешествовали по северу острова, сняли фильм и подготовили книгу о Сахалине. Лева Рухин отснял сто пленок, а Толя Кобенков написал несколько замечательных стихов. Это было незабываемое путешествие, которое все мы потом долго вспоминали… Накануне на Сахалине две недели шли проливные дожди, а в день нашего приезда они резко прекратились.

Душой и ангелом-хранителем проекта был, конечно, Битов. Он терпеливо сносил все невзгоды экспедиции, даже тогда, когда из Ноглик в Оху по абсолютно расквашенной дороге мы "плыли" по грязи 9 часов, и своими положительными эмоциями постоянно подзаряжал всех нас. Хотя ему было тогда уже, между прочим, 65 лет.

Андрей Битов любил Дальний Восток и неоднократно признавался в этом. Он говорил в одном интервью, что "в столицах человек как-то снивелирован, а ТАМ проявляется в чистом виде…" У нас с Андреем были большие совместные планы, которым, теперь уже, увы, не суждено будет сбыться.

 
Владивостокский ПЕН-клуб глубоко скорбит по старшему коллеге и большому другу Владивостока, великому русскому писателю Андрею Битову.
Мы будем помнить Вас всегда, дорогой Андрей Георгиевич!
Светлая память!

http://novayagazeta-vlad.ru/470/obshhestvo/poslednij-klassik.html

http://novayagazeta-vlad.ru/470/kultura/pisatel-obyazan-ispisatsya.html