ИГОРЬ КЛЕХ: РОМАН ДЛИНОЙ В ЖИЗНЬ АНДРЕЯ БИТОВА
В серии «100 великих романов» издательства «Вече» недавно вышел роман Андрея Битова «Оглашенные» с предисловием Игоря Клеха. На момент работы над изданием Андрей Георгиевич Битов был единственным здравствующим автором серии, составленной Игорем Клехом. И Битов успел увидеть новую книгу. В свежем номере НГ-EXLIBRIS опубликован текст предисловия. Приводим отрывки из него, а с полным текстом можно ознакомиться, купив книгу или пройдя по ссылке: http://www.ng.ru/ng_exlibris/2018-12-13/12_1003_bitov.html
Андрей Битов – самый сложный, возможно, современный писатель и по-своему уникальный. Его проза движется мыслью, имеющей все признаки живой страсти, и в этом ее коренное отличие от беллетристики и публицистики, чем страдают авторы недостаточно искушенные и «хитроумные» для прохождения теснины между Сциллой изобразительности и Харибдой рефлексии. Таких умельцев всегда единицы. Приходит на ум Достоевский, для которого важнее всего было «мысль разрешить», и другие одержимые, умевшие мысль воплотить и разыграть в лицах и положениях. Тоже своего рода «оглашенные», как назвал Битов свою трилогию повестей, сложившуюся за 20 лет, а через 40 превратившуюся в роман-тетраптих «Оглашенные» (1971–2011).
В романе «Оглашенные» мысль является главным действующим лицом, а персонажи и сам разъедаемый рефлексией автор – ее слугами и акушерами. И здесь первостепенную роль играют качество и масштаб мысли и думание как всеобъемлющий процесс, требующие от читателя непривычных для него усилий. В «Пушкинском доме» это была мысль о русской культуре и литературе, о ее носителях и фигурантах (а 1970-е были маленьким «золотым веком» русской филологии, засвидетельствованным неслыханными тиражами тогдашних литературоведов и гуманитариев).
Мысль «Оглашенных» если не глубже, то намного шире и катастрофичнее – и это мысль не экологическая (может у читателей возникнуть такое искушение), а антропологическая. На фоне гипотетического мира без людей и представленного автором бестиария (от птиц и всякой астрологической живности восточных гороскопов до стада приматов, а затем и танков) неизбежно возникает «коварный» вопрос, затмевающий все остальные: что есть человек? Откуда он и зачем? Что нужно ему и от него? И кому нужно? Способна ли картина сама себя нарисовать? Битов прекрасно осведомлен, что однозначных ответов не дождаться, и можно строить одни только предположения с высокой степенью неопределенности, пребывая в мироздании на птичьих правах.