ЖИЗНЬ КАК АНТИЛИТЕРАТУРА

Мнацаканян. Рваное время. Обложка

Рецензия на книгу Сергея Мнацаканяна «Рваное время Антилитература.» Нелинейный роман. М.: МИК, 2019. — 408 с. ISBN 978-5-87902-385-5

Юрий Крохин, известный критик и культуролог - автор книг о Леониде Губанове, Фатиме Салказановой, Вадиме Делоне, книги эссе «С оттенком высшего значения» - так откликнулся на выход в свет книги Сергея Мнацаканяна:

Затрудняюсь определить жанр новой книги Сергея Мнацаканяна. Мемуары? Да, несомненно. Публицистические размышления? И это есть. Фрагменты лирического дневника? Пожалуй. Да только какая, в конце концов, нам разница, какой филологический ярлычок наклеить на произведение, которое в нем определенно не нуждается. Ибо, продолжая серию книг воспоминаний ("Ретроман или Роман-Ретро" в двух томах и "Прекрасные люди"), новое произведение, "Рваное время. Антилитература", радует и удивляет редкостной свободой затейливой композиции, независимостью и определенностью суждений и оценок, богатством интеллектуального содержания. Да к тому же, как известно, все жанры хороши, кроме скучных. А с книгой Мнацаканяна вы не заскучаете, уверяю.

Повествование начинается с 50-х прошлого века, когда сталинско-хрущевская Москва, оправляясь от бедствий недавней войны, строилась, обновлялась, менялась на глазах. И одним из таких проявлений жизни более открытой миру стал Всемирный фестиваль молодежи и студентов1957 года, когда символом стала белая голубка Пабло Пикассо, а эмблемой - стилизованный под цветок земной шар с пятью лепестками-континентами художника Константина Кузгинова, а также многочисленные темнокожие дети, родившиеся в результате этой борьбы за мир... Этот праздник юности, конечно, вспоминает Сергей Мнацаканян, равно как и нашумевшую американскую национальную выставку в Сокольниках в 1959 году. Кому что запомнилось! Мемуаристу врезались в память кока-кола, коей угощали бесплатно, и ряды экранов цветных телевизоров с Микки-Маусом. А мне, например, невообразимо роскошные автомобили, отделанные хромом и деревом...

То же и с музыкой. Сергею Мнацаканяну памятны диски (и рентгеновские пленки, на которые нелегально записывали "буржуазную" музыку) с записями великолепного Дейва Брубека или Рея Чарльза. А ведь были еще и гастроли в СССР великого кларнетиста Бенни Гудмена (1962 год), популярнейшие мелодии Дюка Эллингтона ("Караван" и "Take A train"), а также блистательный Гленн Миллер, особенно после фильма "Серенада Солнечной долины"... Что же, каждый запоминает своё…

На этом фоне протекала веселая и безмятежная жизнь. Юность в доме на Садовом кольце, напротив кинотеатра "Форум"; туда без билетов ухитрялись проникать автор и его приятели. Блатная романтика 50-х! Кто теперь помнит эти времена и их приметы? Что читали эти мальчишки? На чем воспитывались? Скорее всего не на советской патриотической литературе вроде "Как закалялась сталь" или "Молодой гвардии"...

Откровением для советских читателей стала публикация в "Новом мире" мемуаров Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь", - потрясающая энциклопедия культурной и общественной жизни Европы. Маститый писатель, которого особенно ценит Сергей Мнацаканян, открыл нам неведомый прежде мир гениев: Осипа Мандельштама, Марины Цветаевой, Амедео Модильяни, Пабло Пикассо и многих других. Его первый роман "Хулио Хуренито", цикл новелл "Тринадцать трубок", романы "Рвач" и "Жизнь и гибель Николая Курбова" нынче, увы, почти забыты, их перечитывают разве что мастодонты вроде автора да меня.

Разумеется, в воспоминаниях Мнацаканяна присутствует неслыханно популярный в конце 50-х - начале 60-х Хемингуэй, которого фамильярно именовали "папа Хэм". С ним, если верить автору, было выпито изрядно в московском кафе "Лира". Я-то догадываюсь, что мемуарист нас мистифицирует... Пишет Мнацаканян и о Дж. Сэлинджере, потрясшем наше девственное сознание повестью "Над пропастью во ржи".

У автора мемуаров есть свои кумиры, - ну если не кумиры, то выдающиеся поэты и прозаики, которыми он восторгается, не скрывая восхищения. Осип Мандельштам. Борис Пастернак. Юрий Трифонов. Валентин Катаев. Кстати, последний - а Мнацаканян был, пусть и не близко, знаком с великим мовистом - по-моему, повлиял на мемуарную прозу Мнацаканяна. Может быть, повлиял - не самое подходящее слово, но ассоциативная манера поздней прозы Старика Саббакина с великолепной раскованностью и стилистической изысканностью незримо присутствует в книге "Рваное время".

Литературные приемы и фигуры речи кочуют из произведения в произведение, от автора к автору, и в этом нет ничего дурного, это никоим образом не плагиат. Не зря Анна Ахматова обронила: "Но, может быть, поэзия сама - одна великолепная цитата". И когда у Сергея Мнацаканяна в главке "Зверинец Хлебникова"-ХХI встречаем фразы: "где из богемной кофейни "Бродячая собака"...", "где Марина Цветаева...", "где поэты первой русской эмиграции...", "где в борьбе за власть...", то, в частности, вспоминается не только Хлебниковский «Зверинец», но и начало романа "Вся королевская рать" Р. П. Уоррена. "...это страна, где век двигателей внутреннего сгорания...где каждый мальчишка - Барни Олдфилд...где запах бензина и горящих тормозных колодок..." Ни в коем случае не упрекну Мнацаканяна в использовании чужого приёма, Боже упаси; но почему бы ему не написать именно так? Интересно, что сам Уоррен, не ведая того, лет через тридцать пять повторил приёмы великого Хлебникова, которому и следует Мнацаканян. И это подтверждает его догадку об «оптическом волокне» мировой словесности. Почему бы моему славному современнику, знатоку литературы, не следовать за Мольером с его знаменитой фразой "Я беру мое добро там, где его нахожу" или Шекспиром, черпавшим из голиншедовых хроник? И в самом деле,"...в любом шедевре отзываются десятки книг разных эпох и языков, даже если сам автор этого не подозревает", - справедливо замечает С.Мнацаканян. Самое трудное в литературном произведении, по его мнению, это интонация. А у него она есть, собственная, искренняя, то ностальгически грустная, то ироничная, но неизменно выразительная интонация умудренного жизнью человека, который более пяти десятков лет работает на ниве нашей словесности...

Он пишет без оглядки на редакторов, критиков и иных охранителей. И так, признается мемуарист, было всегда: "Я не думал о "заказчиках", писал, что в голову придет и что душа подскажет, и ощущал себя абсолютно свободным, раскрепощенным человеком в царстве несвободы и изощренных запретов". Времена меняются; упразднена, казалось бы, цензура. Теперь литература и искусство всецело зависят от денег, будь то государственные субсидии, пожертвования меценатов и пр. И те, кто эти средства распределяет, могут диктовать творцам, что и как сочинять; власть денег, однако, не всегда срабатывает. И вот появляется такая книга, как "Рваное время" Сергея Мнацаканяна, и, читая ее, легко убедиться, что автор не подчиняется ничьим вкусам и указаниям. Его наблюдения порой элегичны:

"Человеческая жизнь проста, и главные ее обстоятельства всем известны - рождение, страдание, смерть. Неизвестными остаются частности, вариации, детали, версии...Именно из них возникает литература и, соответственно, кинематограф, театр и т.д." Порой - парадоксальны: "Все великие имена русской литературы ХХ века созданы советской властью. Странная была власть. Ценила писателей. Чем больше ценила, тем больше унижала и даже убивала. Изгоняла из страны". Выводы невеселы: "Российские стихотворцы в первой трети ХХI века разучились рифмовать... Мы присутствуем на скорбном празднике опрощения русского языка, его усреднения и обезличивания". И горький вздох: "Все меньше нас..."

А еще меня взволновала и тронула армянская тема. В маленькой поэме 1983 года, которую в своё время автор, по его признанию, «почему-то так и не смог напечатать в советских изданиях», - такая любовь к этой древней земле, такое образное и яркое видение страны "орущих камней", что невольно вспомнишь Осипа Мандельштама, его гениальный цикл "Армения". Достойно и мудро произносит поэт:

Истина - загнанная как лошадь,
словно взвалив непосильный вес,
высокогорьем бредет на ощупь -
воздуха пока что хватает здесь!

Темная странница - дышит тяжко,
гриву растрепывают сквозняки.
время огромно и беспощадно
жмет на обвислые позвонки...

Очевидно, она не такая сегодня,
какою была вчера,
но до того отчаянна и свободна
в звездные вечера...

Я бы назвал поэта, прозаика и мемуариста Сергея Мнацаканяна, сообразуясь с протестным термином Валентина Катаева, реальным и, может быть, единственным мовистом ХХI века.

Юрий КРОХИН

Поделиться: