Как удивительно и радостно, что этот задиристый, веселый и умный 87-летний мальчишка – да простит мне Юлий Черсанович подобную вольность – дает концерты и довольно регулярно! Впечатлениями от одного из них хочу поделиться.

Начал он с трех подражаний эстрадным песням. Понятно, что иронических. Персонаж «Сенсации» переплывает Па-де-Кале в тазу, а когда его слава тускнеет и надо ее обновить,

В тазу теперь не модно плыть,

Вот если б в дуршлаге!..

Однако

…Игра не стоит свеч:

Дуршлаг ведь может и протечь!..

Отсылая к знаменитому «Три мудреца в одном тазу \ Пустились по морю в грозу», песенка стала еще и пророческой, как рассказал автор: явился реальный покоритель Ла Манша в ванной с мотором! (Ох уж нам эти пророчества поэтические, вот только держи поэта за язык – ведь сбыться может что угодно. Хорошо, если просто откроется «Торговый центр «Бирюсинка» в Бирюлево», потому что Щербакову понравилась аллитерация…). «Разговор» со сниженным «Ну да, а что?», конечно напоминает немолодому слушателю песню Резника «Давай поговорим»: «Гляди, - говорю, - луна, говорю, - \ и звездочки, словно крошки!»\ Она говорит: то лампа горит \ и вьются над ней мошки…». В обеих по началу герой и героиня не могут найти общего языка и прийти к консенсусу в силу стилистического или иного какого недопонимания. У Кима финал все же гораздо оптимистичнее. Недопонимание является мнимым и не ведет к повтору песни про белого бычка. А «переводному» шлягеру «Люблю я макароны…» был посвящен особый рассказ об истории создания. Шутка ли – музыка-то принадлежит самому Нино Рота (опять же - ну любят наши авторы сотрудничать с итальянскими мастерами)! Оказывается, что первая строчка подстрочного перевода стала для Кима поводом для собственного сочинения и на ней он и «возвел совершенно самостоятельно все остальное поэтическое здание». «Мне главное - начать!» - признался он.

И далее следуя триадами, Юлий Черсанович явил нам «три мужских портрета», в которых, как говорится, многое «было бы смешно, когда бы не было так грустно», например: «А где же честь да совесть?<…>\ да вы – говорю - сами гляньте –\ во всеобщем прейскуранте, \ не значатся, о Господи, такие запчастя» («Федя»).

Затем по просьбе зрителей артист рассказал своем педагогическом труде, о Камчатском (по распределению) и о Московском периоде своей жизни… Логично возникли и камчатские песенки, коих было написано за три года более тридцати. А заодно стало понятно, откуда появилась у Иваси рифма «баржа – моржа» и «Ужасно тихий океан» («Капитан Беренг») добавил дополнительные ассоциации к щербаковскому «океан такой огромный, Атлантический такой». Говоря непосредственно о преподавании русского языка, Юлий Ким назвал и основной источник своего оптимизма и долголетия, в том числе и творческого,– увлеченность. Он старался даже и преподавание грамматики превратить в искусство, выработав свою нестандартную методу.

Следующий триптих, еще повысивший юмористический градус, можно объединить одним заголовком «Коричневая пуговка». Спев этот чужой советский-пресоветский опус-образец, Ким нанизал вслед за ним две собственные фантазии на заданную тему. Еще одну пуговку и - поскольку речь зашла о коллекции, в которой хранятся пуговки, а возможно, и не только – «Две черных босоножки…». В последнем сочинении замысловато переплелись ассоциации с детскими страшилками («Две черных босоножки \ Валялись на дорожке <…>\ но все, кто рядом были, \ их боком обходили, \ поскольку добрым людям \ они внушали страх») и «Золушкой» («Кому после разбору \ Они придутся впору, \ Того без разговору \ В заставу надо весть»). Нам даже показалось, что где-то в подсознании поэта и филолога, возможно,  хранилась память о том, что во французской авторской песне тоже есть две туфельки, хотя и с совершенно иным эмоциональным пафосом (Ги Беар «Dans la neige y'avait deux souliers…»).

А в финале были танцы. Много. Полонез, танец благородный («Когда тобою решено \ достигнуть благородной цели, \ то остается лишь одно: \ Осуществить мечту на деле <…> попутчик твой в болото влез \ другой обратно ковыляет, \ а третий шел - и вдруг исчез <…> И вот все думаешь о том, \ что мало сил и дело плохо \ и что вообще не та эпоха \ и ты напрасно шел своим путем <…> А ты все дальше напролом \ все шире даль, все ближе звезды. \ И ты не зря шагал своим путем!»).

Вальсы - снова тройчаткой - конечно, о любви и печали: «И губы любимой с привкусом яблок \ И просьба о счастье, которого нет…»,  а затем последовали знаменитый фокстрот «Нет, я не плачу…» и едкая сатирическая «Кадриль», посвященная «подвигу» немецкого летчика, приземлившегося на Красной площади: «Пошутил по-русски: \ и бедовый, и не трус, и сидит в кутузке!». Серию танго завершило «Безразмерное»:

я пложу свои песенки лЁгко

не хочу я их в муках рожать.

А что деньги дают

как за доблестный труд –

так не буду же я возражать…

Как прекрасна мозаика жизни,

хоть и логики как лишена!

Как луч света в вертящейся призме

так сверкает и брызжет она.

Не ищите порядку и связи,

проповедайте горе уму.

А когда черный кот

вам тропу перейдет,

перейдите ее же ему!

                                              Анисова Анна