Газета Charlie Hebdo («Еженедельный Чарли») была нашатырным спиртом — под нос всем, а не только исламистам-террористам, как кажется многим в России, где живут в глубоком обмороке, и никакой нашатырный спирт не должен его потревожить.
Фото The Independent 09/01/2015
Вечером, в день расстрела редакции «Шарли», на улицы Франции вышли сто тысяч человек — на несанкционированные, представьте себе, демонстрации. Несли плакаты «Я — Шарли», которые с самого первого дня демонстрирует весь мир. А кто воздерживается — тут вопрос, конечно: согласны ли вы с тем, что за карикатуры, сатиру, свободу слова надо расстреливать художников и журналистов? Или, скажем, так: массово расстреливать, может, и не надо, а надо как в России — сажать, кого-то и избить в подъезде, а совсем уж отъявленные правдорубы — они же сами нарываются на расправу! Кто опубликует злую, как в «Шарли», карикатуру на очень важных лиц, с личной гвардией и пехотой — дня не проживет. Все это знают и считают как бы в порядке вещей.
В России мог бы выйти всего один номер «Шарли», поскольку редакция тут же оказалась бы за решеткой, нарушив массу законов неоРФ. От оскорбления чувств верующих до клеветы на должностных лиц. 84% населения требовали бы еще и смертной казни. Можно только догадываться, в каком виде предстал бы в карикатурах Шарба, главного редактора «Шарли», сонм отечественных мракобесов. У «Шарли» не было неприкасаемых, а если спросить, «в чью пользу» работал их едкий юмор, то — в защиту ценностей светской республики и гражданского общества. Свободы, равенства, братства. Бежавший от налогов к Путину Депардье предстал в «Шарли» совершенно неприличным образом. Не потому что редакция поддерживала новый налог или считала, что нехорошо покидать родину — нет, тут сугубо «стилистические разногласия». Или, скажем, когда умер бельгийский король Бодуэн, в 1993-м, газета вышла с шокирующей шапкой. Помню ее до сих пор — я тогда остановилась у парижского газетного киоска и замерла. Потом стала думать, что это было (воспроизвести не могу, там было матерное слово, в РФ запрещенное, а во Франции обыденное), и пришла вот к какому выводу. Многие французы тогда отзывались о бельгийцах примерно как русские о чукчах, анекдоты только про них и рассказывали, но в публичное поле это никогда не прорывалось. А «Шарли» взял и сковырнул табу, в самый пик бельгийской темы. Тут важно понимать как раз «стилистическую» грань: новостное, аналитическое издание не может позволять себе «выходок», но кто-то должен оскорблять, как это делал некогда Полишинель в кукольных представлениях на ярмарочной площади («смеховая культура средневековья», по Бахтину). Когда в обществе есть неприкасаемые, оно болеет. Запрет (уголовная статья или табу политкорректности) на «оскорбление чувств верующих» — нонсенс, поскольку означает, что у провозгласившего себя верующим есть индульгенция на любые поступки, особая власть: нас оскорбили, имеем право и убить, рождественская елка нас оскорбляет — убирайте. Или — мы православные, поэтому можем и к насилию призывать, и к войне, а другие — молчите, назначаем вас внутренними врагами.
Все это лицемерие и высмеивала, жестко высмеивала, «Шарли». Следующий ее номер, несмотря на то, что десять авторов и сотрудников, включая главного редактора, расстреляны, выйдет в среду, в половинном объеме, зато тиражом не 60 тысяч, как обычно, а 1 миллион экземпляров. И будет выходить дальше, французские журналисты и карикатуристы решили об этом позаботиться. А граждане — собраться в ближайшее воскресенье на «Республиканский марш».
Прощайте, бесстрашные, веселые, талантливые, Франция за вас постоит.
ИСТОЧНИК: Гефтер.ру
1 186
